Неточные совпадения
«Взволнован, этот выстрел оскорбил его», — решил Самгин, медленно шагая
по комнате. Но о выстреле он не думал, все-таки не веря в него. Остановясь и глядя в угол, он представлял себе торжественную картину: солнечный день, голубое
небо, на площади, пред Зимним дворцом, коленопреклоненная толпа рабочих, а на балконе дворца, плечо с плечом, голубой царь, священник в золотой рясе, и над неподвижной, немой массой людей
плывут мудрые слова примирения.
Я оделся и вышел из юрты. Ночь была ясная.
По чистому, безоблачному
небу плыла полная луна.
Вечер был тихий и прохладный. Полная луна
плыла по ясному
небу, и,
по мере того как свет луны становился ярче, наши тени делались короче и чернее.
По дороге мы опять вспугнули диких кабанов. Они с шумом разбежались в разные стороны. Наконец между деревьями показался свет. Это был наш бивак.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега. Воздух был свежий, прозрачный. Морозило.
По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее
небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом трава лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил на нем мои обутки.
Я посмотрел в указанном направлении и увидел сзади, там, где
небо соприкасалось с морем, темную полоску, протянувшуюся
по всему горизонту. Эта темная полоска предвещала ветер. Полагая, что это будет небольшой местный ветерок, Намука подал знак
плыть дальше.
И он снова принимается прислушиваться к тишине, ничего не ожидая, — и в то же время как будто беспрестанно ожидая чего-то: тишина обнимает его со всех сторон, солнце катится тихо
по спокойному синему
небу, и облака тихо
плывут по нем; кажется, они знают, куда и зачем они
плывут.
По небу, бледно-голубому, быстро
плыла белая и розовая стая легких облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Все вокруг колебалось в медленном движении, в
небе, тяжело обгоняя друг друга,
плыли серые тучи,
по сторонам дороги мелькали мокрые деревья, качая нагими вершинами, расходились кругом поля, выступали холмы, расплывались.
Ярко светит солнце, белыми птицами
плывут в
небе облака, мы идем
по мосткам через Волгу, гудит, вздувается лед, хлюпает вода под тесинами мостков, на мясисто-красном соборе ярмарки горят золотые кресты. Встретилась широкорожая баба с охапкой атласных веток вербы в руках — весна идет, скоро Пасха!
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние,
по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно,
по тяжкой необходимости, а не
по пламенной любви к движению, к жизни.
Тишь, беспробудность, настоящее место упокоения! Но вот что-то ухнуло, словно вздох… Нет, это ничего особенного, это снег оседает. И Ахилла стал смотреть, как почерневший снег точно весь гнется и волнуется. Это обман зрения; это
по лунному
небу плывут, теснясь, мелкие тучки, и от них на землю падает беглая тень. Дьякон прошел прямо к могиле Савелия и сел на нее, прислонясь за одного из херувимов. Тишь, ничем ненарушимая, только тени всё беззвучно бегут и бегут, и нет им конца.
Вот и облако расступилось, вот и Америка, а сестры нет, и той Америки нет, о которой думалось так много над тихою Лозовою речкой и на море, пока корабль
плыл, колыхаясь на волнах, и океан пел свою смутную песню, и облака неслись
по ветру в высоком
небе то из Америки в Европу, то из Европы в Америку…
Внизу шли люди, ехали большие фургоны, проходили, позванивая, вагоны конно-железной дороги; вверху,
по синему
небу плыли облака, белые, светлые, совсем, как наши.
Сухие шорохи
плыли по полю, как будто кто-то шёл лёгкой стопой, задевая и ломая стебли трав.
Небо чуть-чуть светлело, и жёлтенькие звёзды, белея, выцветая, становились холодней, но земля была так же суха и жарка, как днём.
За нею столь же медленно, тесной кучей — точно одно тело —
плывут музыканты, — медные трубы жутко вытянуты вперед, просительно подняты к темному
небу и рычат, вздыхают; гнусаво, точно невыспавшиеся монахи, поют кларнеты, и, словно старый злой патер, гудит фагот; мстительно жалуется корнет-а-пистон, ему безнадежно вторят валторны, печально молится баритон, и, охая, глухо гудит большой барабан, отбивая такт угрюмого марша, а вместе с дробной, сухой трелью маленького сливается шорох сотен ног
по камням.
А
по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а
небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече, прыгая с камня на камень, точно ком упругих мускулов совсем без костей, — бежал к морю, улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек лицом, а встречу, в свежем воздухе утра, заглушая сладкое дыхание проснувшихся цветов,
плыл острый аромат, тихий говор волн, — они цеплялись о камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, — волны…
В синем
небе над маленькой площадью Капри низко
плывут облака, мелькают светлые узоры звезд, вспыхивает и гаснет голубой Сириус, а из дверей церкви густо льется важное пение органа, и всё это: бег облаков, трепет звезд, движение теней
по стенам зданий и камню площади — тоже как тихая музыка.
День был серый; сплошь покрытое осенними тучами
небо отразилось в воде реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски, пароход
плыл по одноцветному фону реки огромным, ярким пятном, и черный дым его дыхания тяжелой тучей стоял в воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
— Представьте себе, — говорил он, —
небо там синее, море синее,
по морю корабли
плывут, а над кораблями реют какие-то неизвестные птицы… но буквально неизвестные! a la lettre!
Вспомнилась старая часовня с раскрытыми дверями, в которые виднелись желтые огоньки у икон, между тем как
по синему
небу ясная луна тихо
плыла и над часовней, и над темными, спокойно шептавшимися деревьями.
Надо мной расстилалось голубое
небо,
по которому тихо
плыло и таяло сверкающее облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево — серый неуклюжий столб с широкою дощатою крышей, с кружкой и с доской, на которой было написано...
В ласковый день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом
небе, чисто выметенном ветром, вымытом дождямии, таяло, не грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный, мягкий шорох
плыл по саду; за деревьями ворчала фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб не видеть дворника, не говорить с ним, хозяин прошёл в противоположный угол сада, к бане; дверь в неё была не притворена.
Погода к вечеру разгулялась;
по синему
небу белыми шапками
плыли вереницы облаков; лес и трава блестели самыми свежими цветами.
Дорн(напевает). «Месяц
плывет по ночным
небесам…»
Миновало холодное царство зимы,
И, навстречу движенью живому,
В юных солнца лучах позлатилися мы
И
по небу плывем голубому.
Миновало холодное царство снегов,
Не гонимы погодою бурной,
В парчевой мы одетые снова покров,
Хвалим господа в тверди лазурной!
День был холодный, пестрый,
по синему, вымороженному зимою
небу быстро
плыли облака, пятна света и теней купались в ручьях и лужах, то ослепляя глаза ярким блеском, то лаская взгляд бархатной мягкостью. Нарядно одетые девицы павами
плыли вниз
по улице, к Волге, шагали через лужи, поднимая подолы юбок и показывая чугунные башмаки. Бежали мальчишки с длинными удилищами на плечах, шли солидные мужики, искоса оглядывая группу у нашей лавки, молча приподнимая картузы и войлочные шляпы.
Туча
по небу идет,
Бочка
по морю
плывет.
Из-за гряды песчаных бугров, слева от них, появилась луна, обливая море серебряным блеском. Большая, кроткая, она медленно
плыла вверх
по голубому своду
неба, яркий блеск звезд бледнел и таял в ее ровном, мечтательном свете.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета. Легкие белые облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво
плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх
по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
Солнце взошло высоко и пышно
плыло над нами
по синему, глубокому
небу, казалось, расплавляясь в собственном огне своем.
Петька видел его с своей стороны, а когда оборачивался к матери, это же
небо голубело в противоположном окне, и
по нем
плыли, как ангелочки, беленькие радостные облачка.
Мальчик перестал читать и задумался. В избушке стало совсем тихо. Стучал маятник, за окном
плыли туманы… Клок
неба вверху приводил на память яркий день где-то в других местах, где весной поют соловьи на черемухах… «Что это за жалкое детство! — думал я невольно под однотонные звуки этого детского голоска. — Без соловьев, без цветущей весны… Только вода да камень, заграждающий взгляду простор божьего мира. Из птиц — чуть ли не одна ворона,
по склонам — скучная лиственница да изредка сосна…»
Небо синее-синее, как синевато-лазурный глазок незабудки. Недосягаемые, гордые и красивые
плывут по нему белые корабли облаков… То причудливыми птицами, то диковинными драконами, то далекими, старинными городами с бойницами, башнями, со шпицами церквей, кажутся они обманчивыми призраками из своего лазурного далека…
По небу плыли редкие облачка, и казалось, будто луна им двигалась навстречу.
Был второй час ночи.
По небу плыла полная луна, серебрившая своим трепетным светом широкий плес Амура. Впереди неясно вырисовывались контуры какого-то мыса. Селение Вятское отходило на покой, кое-где в избах еще светились огни…
Наташа все время не выронила ни слова. Она взялась за руль и повернула лодку. Назад мы
плыли молча. Месяц закатился, черные тучи ползли
по небу; было темно и сыро; деревья сада глухо шумели. Мы подплыли к купальне. Я вышел на мостки и стал привязывать цепь лодки к столбу. Наташа неподвижно остановилась на носу.
Токарев облегченно вздохнул и поднялся. В комнате было сильно накурено. Он осторожно открыл окно на двор. Ветер утих,
по бледному
небу плыли разорванные, темные облака. Двор был мокрый, черный, с крыш капало, и было очень тихо.
По тропинке к людской неслышно и медленно прошла черная фигура скотницы. Подул ветерок, охватил тело сырым холодом. Токарев тихонько закрыл окно и лег спать.
По чистому, глубоко синему
небу плыли белые облака. Над сжатыми полями большими стаями носились грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала на гору. Вдали, на конце равнины, среди густого сада серел неуклюжий фасад изворовского дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею крышею. С странным чувством, как на что-то новое, Токарев смотрел на него.
Давай-ка затянем серенаду, посмешим ее… (поет): «Месяц
плывет по ночным
небесам…
Медленно
плыву на спине, чуть двигая руками. Холодные струйки пробегают
по коже, радостно вздрагивает тело. Синее-синее
небо, в него уносятся верхушки берез, все улыбается. Тает и рассеивается в душе мутная темнота.
Странно низко, почти в уровень с крышею,
по небу плыло от гор к морю воздушное белое облачко. Вера Дмитриевна сказала...